Пустыня вечная и своенравная – арена для битвы богов. Люди давно смирились с её законами, научились выживать и под плавящим воздух жгучим солнцем, и в песчаные бури, когда вдруг, будто с привязи срывается горячий ветер, заставляющий оживать пески... Волнующиеся дюны и барханы надвигаются стеной на путников, песок бурой мглой заслоняет и будто растворяет в себе солнце, колет глаза, царапает кожу – это гневается могущественный Сет. А под истасканной  льняной накидкой седой старик прикрывает своим тщедушным телом внука – последнюю опору его старости. Вынимает он одну из ячменных краюх из котомки и из-под пыльной накидки тянется навстречу новой волне песка иссушенная старостью, морщинистая рука. "Примите, Боги! Только пощадите. Хотя бы мальчика, молю" – шепчут растрескавшиеся до крови губы. Безжалостным ударом, словно чья-то невидимая рука, песок вырывает у старика его последнюю снедь, бросает на землю, но воздушный поток, вдруг, врывается в песочное облако, подбирает краюху и подбрасывает вверх. Ведь это не просто кусок хлеба – это  жизнь. Дойдёт ли старик?.. Но боги вняли его мольбам и приняли жертву – вскоре всё стихает. И снова высокое, кристально-голубое небо обрамляет золотой диск Гора – смиренно, не в силах противостоять, обрушились ниц перед ним пески. Только царь богов способен укротить владыку песчаных бурь. Это – борьба за веру людей. Боги знают: пока в них верят люди – они живут...
Но всё ли решали только боги? Жрецам была известна другая истина: пока люди верят в богов, боятся их и готовы приносить им жертвы – храмы наполняются золотом. А золото – это власть! Это возможность содержать собственную армию, способную противостоять гвардии фараонов и номархов; шпионов, что донесут или посеют слухи; возможность возвышать и приравнивать обычных шлюх к богине Хатхор, а самозванки, когда придёт пора - добавят яд в вино тому, кто будет неугоден.
Богам ли?.. 

Времена менялись, и в Нубте, вслед за периодом хаоса, террора и насилия, настала пора расцвета и благоденствия.
Не так давно фараон наделил одну из своих сестёр властью управлять номом, что находился на западном берегу Нила, недалеко от Аравийской пустыни. Последний наместник Нубта, Ягура, что был ставленником предыдущего фараона, в последние годы своего правления настолько подпал под влияние чужеземца – одного из своих советников, что коренная знать не успела и глазом моргнуть, как их великий город был разграблен, а немалая часть населения истреблена в междоусобных войнах. Вот тогда-то жреческая каста Нубта, втуне накопив до этого военные силы и богатство, и обрела ту власть, с помощью которой Ягура был свергнут. Но не казнён – он пропал. Некоторые поговаривали, что недостойный муж сбежал, а вскоре – погиб, случайно будучи раздавленным гигантской черепахой, что заплыла в воды Нила. Другие небезосновательно полагали, что, скорее всего, тот самый советник и убил Ягуру. Как бы там ни было,  но огромный регион на некоторое время остался под присмотром только местной знати и жрецов, что могли теперь и без защиты Сета противопоставить себя любому из наместников, что прибудет в Нубт. Так и случилось: новый "сын Гора" возглавил страну, и другой номарх принял под свою защиту почти разорённый город.
В течение двух лет тысячи рабов, горожан, воинов, сыновей и дочерей некогда враждующих знатных династий Нубта, сплочённые волей и усилиями нового номарха, делали всё, чтобы вернуть городу былую славу. Даже жреческая каста, поначалу с недоверием отнёсшаяся к наместнице фараона, в итоге – объединила с ней свои усилия по восстановлению города и прилежащих к нему военных поселений, выделив немалые средства и силы. Со временем улицы были расчищены от руин зданий, что пострадали во время вооружённых стычек, а на их месте были заложены фундаменты новых; некогда сгоревшие в пожарах и затоптанные конницами виноградные сады, снова тянулись к солнцу молодыми побегами; в окрестностях, насколько хватало глаз, простирались золотые нивы пшеницы и ячменя. Казалось, наступила эпоха процветания Нубта.
Однако новое несчастье было не за горами. Усыхающий за долгим отсутствием дождей Нил, стал причиной затянувшегося периода неурожаев в восточных землях. Нехватка продовольствия заставляла целые поселения людей покидать некогда обжитые ими места и искать пропитание в низовьях и на западном берегу великой реки, что неизбежно приводило к стычкам между местным населением и пришлыми. Волна новых конфликтов, вызванных борьбой за земли и пропитание, накрыла долину Нила. В своём стремлении вернуть людям воду, урожаи полям, прекратить междоусобные войны, и тем самым – восстановить пошатнувшееся равновесие, но продвигая в жизнь разные политики, Верховный жрец храма Сета и наместница Нубта, некогда сплочённые общей мечтой, неожиданно нашли в лице друг друга непримиримых врагов...

— И всё же я надеюсь, что Ур Шей не станет действовать опрометчиво, – задумчиво глядя на сверкающий песок волнистых дюн, рассуждала наместница Нубта, сидя в инкрустированном слоновьей костью кресле из чёрного дерева. – Пускай он видит в ярости Сета жажду крови, я же вижу намёк: пришло время серьёзно заняться системой орошения земли. Боги не опустятся до того, чтобы самолично наполнять ковшами те водоёмы и русла Нила, которые недавно пересохли. Но грозный Владыка песчаных бурь напомнил нам, что все мы его рабы, а значит, людям должно позаботиться о процветании той земли, которую вверили нам боги. Или он рассчитывает кровью жертв наполнить водоёмы? А поливать пшеницу, ячмень и виноградные сады он тоже будет кровью? Нужна вода, а не разбросанные вдоль притоков Нила гниющие трупы, – облокотившись на подлокотник, Теруми немного перегнулась через него, обращаясь к советнику из свиты, что сопровождала её в течение нескольких дней на пути от Нубта до одной из недавно начавших строиться дамб, а теперь - обратно. – Как считаешь, я права? – хитроватый взгляд и лёгкая улыбка свидетельствовали о том, что от высокородного из Нубта номарх вовсе не ждала безоговорочного согласия с её мнением, наоборот, - хотела услышать размышления, которые помогут ей принять окончательное решение в вопросе о том, как ей вести себя с Верховным жрецом. 
— У меня нет причин, чтобы спорить с Вами, госпожа, – поравнявшись с носилками номарха, покоящимися на могучих плечах четырёх высокорослых рабов, откликнулся советник. – Но власть гиксосов столь укоренилась за последние столетия, что мы не можем не считаться с тем, кто проводит в жизнь их политику. К тому же, – понизив голос, мужчина наклонился в сторону номарха, - ходят слухи, что Ур Шей владеет магией, с помощью которой он получает ответы от Богов. А ещё ходят слухи, что его правый глаз, который он скрывает под повязкой, дарован ему самим Сетом, и.., – мужчина резко оборвал свою речь и крепко схватился за кожаные ремни упряжи.  Ведь верблюд, на котором он ехал, вдруг остановился, потряс головой, будто никак не мог поверить в слова своего всадника, а после – смачно сплюнул вязкой слизью.
— Вот видишь, – еле сдерживая смех, дабы не обидеть советника – благо, теперь её рабы немного обогнали двугорбого, что невольно "встрял" в разговор людей, тут же отреагировала Мэй, – даже он плевать хотел на слухи. А что же мы с тобой, глупее твоего верблюда? – женщина оглянулась назад и тут же пару раз хлопнула в ладоши. Рабы-носильщики остановились.
Это было немного настораживающе. Как ещё один "намёк Богов", однако – только для тёмных и малодушных людей. Верблюд, который до этого развлёк всю свиту, включая рабов – смеялись про себя, наверняка – теперь начал храпеть, дёргать задней ногой и странно выгибать шею. Пешие рабы попятились в стороны, перешёптываясь и с тревогой глядя на животное.
— Госпожа, не подходи! – крикнул советник, когда увидел, что номарх, которой не пристало марать ноги дорожной пылью, сошла с носилок и направилась прямо к беснующемуся верблюду...

Когда пришло время выбирать, кто возглавит отдалённый ном, фараон без раздумий обратил свой взор в сторону той, кто являлась одной из дочерей тех женщин, что некогда входили в гарем его отца. Зеленоглазая сестра фараона  обладала не только незаурядной красотой, до сих пор выделявшей её даже среди юных дев столицы, но проницательностью, умом и хитростью, ставившими её в один ряд с учёными мужами. Кроме того, многие считали, что недюжинная сила и ловкость, которыми обладала Мэй с самого рождения – не иначе, как дар богов.
Не находя утехи в шитье, пении и танцах, как другие девушки, сводная сестра фараона с отроческих лет была увлечена лишь военными походами, политикой и наукой. А потому знатные юноши столицы, которым неохота или страшно было заниматься ратным делом, просиживать в библиотеке или посещать со своими отцами советы при дворце фараона, начисто были лишены её общества. Другие же, чьими добродетелями были храбрость, мужество и тяга к знаниям, могли лелеять надежду лишь на то, что однажды Теруми снизойдёт хотя бы до кокетства с ними. О том, чтобы разделить с ней ложе, юноши и мужчины могли только мечтать. А между тем, обеспокоенность "сына Гора" тем, что его сестра не передаст свою кровь, а вместе с ней красоту, ум и силу, своим же сыновьям и дочерям, росла тем больше, чем чаще Мэй отказывала в близости знатным сынам и лучшим воинам столицы. И вот однажды, смирившись с тем, что Теруми не желала быть ограниченной в своих действиях, размышлениях и начинаниях властью мужа, фараон не нашёл лучшего применения её способностям, как на арене политических событий в Нубте.
Возможно, в том и состоял тайный промысел богов, ревностно оберегавших неприступную сестру владыки Кемета до событий, противостоять которым смогла бы далеко не каждая женщина...

Раскалённый под солнечными лучами песок нещадно обжигал босые ступни номарха, идущей в сторону советника в то время, пока рабы шептались, что не иначе, как сам владыка песчаных бурь возжелал жизнь несчастного животного, а потому наслал на него злых духов, что сейчас беспокоили его.
Мэй не отрицала существование богов, равно как и приносила им такие же дары, регулярно посещая храм, как и все остальные жители Нубта. Но в людей, их ум и силу духа наместница верила гораздо сильнее, чем в способность богов избавить Нил от засыхания. Однако заявить об этом вслух считала необдуманным поступком. Этим только наживёшь себе врагов, а заодно – получишь от жрецов титул богохульницы. А между тем Теруми немало беспокоил тот безотчётный суеверный страх, который люди, большей частью – необразованные рабы, испытывали перед богом пустынь и Верховным жрецом.
— Вы все! – остановившись около дёргающего задней ногой верблюда, Мэй обвела рукой свою свиту и их рабов. – Кто из вас предпочтёт расстаться с собственной жизнью взамен тому, чтобы потратить силы или немного золота на постройку новых дамб и каналов?! – глаза наместницы фараона опасно сузились, а это не сулило ничего хорошего тому, кто посмел бы сейчас перечить ей. – Что ты там бормочешь - "злые духи"?! Глупец! Ты только сеешь смуту там, где может быть простое объяснение всему, – на секунды вцепившись грозным взглядом в одного из младших по рангу советников, следом Теруми дотронулась до крупа топчущегося рядом с ней верблюда.
Изящные пальцы ухоженных рук номарха скользили по потной шерсти вьючного животного до тех пор, пока под плотной шкурой не нащупали причину такого поведения животного.
— Кажется, твой верблюд слишком много времени проводит в стойле и не получает должного ухода, - разминая бедро животного, негромко обратилась Мэй к советнику. – Всего лишь мышцы свело, он устал от неожиданной нагрузки на жаре. Отведи его в мои конюшни, когда прибудем в город. Курара осмотрит его, она искусный врачеватель. Конечно, если ты и дальше не намерен смущать тёмные головы рабов судорогами своей скотины, - невесело ухмыльнулась наместница и неожиданно нанесла прицельный удар костяшками пальцев по крупу животного. Верблюд громко всхрапнул, на секунду припал на задние ноги и вдруг, как ни в чём не бывало, пошёл вперёд.
— Пускай Ур Шей, хоть земное воплощение самого Сета! Я поверю и в это, если будут к тому неоспоримые доказательства, – понимая, что их разговор с советником вкупе с неожиданным поведением животного стали причиной кривотолков текущих событий, Теруми повернулась лицом к своей свите. – А пока никто из вас даже не может утверждать, что именно он видел в его глазнице, и видел ли вообще – молчите! Чтобы не гневить богов же своею болтовнёй! - вызов судьбе не бросают, смеясь над ней, как гиена - Мэй была серьёзна. Знала, что найдутся те, кто передаст Верховному жрецу всё слово в слово. Однако после тон номарха стал гораздо мягче - она сочувствовала слабости тех, кто не способен унять свой суеверных страх, тогда как взгляд её стал задумчивым, но отважным, скользящим поверх людских голов и устремлённым вдаль. Будто в тот момент женщина почувствовала приближение чего-то грозного, неотвратимость чего была неизбежна, и приняла это. – Я никого не в силах принуждать внимать моим словам. Но те, кто верит словам Верховного жреца больше, чем моим, можете хоть сразу же по прибытию в Нубт согнать свои семьи, воинов и рабов в храм. Возможно, их крови будет достаточно, чтобы умилостивить Сета, а заодно - спасти жизни остальных. Тех, кто последует за мной.
Что и говорить, Ур Шей был непоколебим в своём отказе провести напутственный ритуал – в глубине души это немало печалило Теруми, но с постройкой дамб и восстановлением водоёмов реки дальше тянуть было уже некуда.
Вернувшись в спасительную тень навеса на носилках, Мэй, пребывая в задумчивости, опустилась в кресло и немного нервозно взмахнула рукой:
— Вперёд!..
*   *   *
День спустя, когда оранжевый солнечный диск отчасти спрятался на стыке побагровевших в сумерках песков Аравийской пустыни и фиолетового, изорванного коралловыми разводами, закатного неба, со вздохом, выдающим блаженство, наместница опустилась в благоухающую маслами ванну.
— Курара, ты ведь в Нубте с самого рождения, – обратилась Мэй к рабыне, что досталась ей от предыдущего номарха. – Наверняка до тебя не раз доходили слухи о том, почему Ур Шей носит повязку на своём лице? – слова советника засели в голове Теруми, заставляя час за часом размышлять только о Верховном жреце.
К слову сказать, сразу по приезду в Нубт Мэй хотела удалить от себя всех тех рабов, которые прислуживали предыдущему номарху, заменив их на тех, что приехали с ней из столицы. Но обдумав всё, изменила своё решение. Так получилось и с Курарой. В идеале, Теруми предпочла бы видеть подле себя кого-то с более покладистым характером, "однако, - рассуждала Мэй, - пусть лучше дерзит иногда, нежели скромно опускает глаза, а втуне – копит злобу". По мнению наместницы, девушка относилась к числу тех людей, у которых всё написано на лице. Какими бы они ни были, лучше видеть, слышать и чувствовать подлинные эмоции приближённых, нежели смотреть на маску, меняющуюся по случаю, лишь бы угодить. К тому же, Курара знала письмо, была знакома с медициной, могла уложить на лопатки пехотинца, не говоря уже о том, что с расстояния ста пятидесяти метров могла выстрелами из лука одну за другой поражать цели до тех пор, пока не закончатся стрелы. Такой набор способностей у рабыни номарх не могла не оценить, тем более что это исключало необходимость держать подле себя кроме личной рабыни ещё и секретаря, и телохранителя, а заодно и дворцового лекаря – Курара в одном лице заменяла их всех. Не так давно Мэй даже стала подумывать о том, чтобы дать девушке вольную, найти ей хорошего мужа из знатной семьи и отправить её в столицу. Но обстоятельства сложились так, что с некоторых пор наместница мало кому могла доверять, а брать к себе новых рабов – нет, Теруми была слишком предусмотрительна и осторожна, чтобы пойти на такой шаг в разгар разлада отношений между ней и Верховным жрецом.
— Может быть, тебе доводилось что-то слышать от предыдущего наместника? Его советников? Может, кто-то ещё жив из старых рабов Ягуры, кто знал Верховного жреца в юношестве, в детстве? – испытующе и в то же время задумчиво глядя Курару, Теруми поманила её пальцем к себе. – Вряд ли ей известно что-то. А потребовать от него снять повязку я тоже не могу. Прямо хоть подкладывай к нему в постель одну из тех девиц, которым всё равно, с кем спать. Чтобы напоила его вином, а когда Ур Шей уснёт – посмотрела, что там под повязкой. Нет, если он поймёт или поймает, ей разобьют голову палицей. Или хуже – скормят крокодилам. Нет, здесь нужно как-то по-другому... Боги! О чём я думаю вообще?! Ведь не может быть в глазнице человека ока Царя богов. Если только он не... не человек? Нет, тоже чушь!.. Расскажи мне всё, что ты слышала когда-либо об Ур Шее: истинную правду, слухи, сущий бред – не важно, - мягко улыбнувшись подошедшей рабыне, номарх немного сползла в прохладную, перемешанную с молоком воду, удобно прислонившись затылком к стенке деревянной ванны...